НОЯБРЬ

                                    НОЯБРЬ   ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ

                Совсем  еще недавно рыболовы всю зиму собирались по вечерам на чай и,  жалобно вздыхая,  вспоминали незабвенные июньские зори.  Сейчас  у доброй половины  рыболовов ноябрь – главный месяц года.

                Маленькая скромная мормышка покоряет сердца все большего числа любителей рыбалки,  еще накануне первого знакомства с нею скептически относившихся к  зимнему ужению.

              Преимущества подледной ловли  доказательств не требуют.  Возьмем первое и главное – на льду рыболов может обосноваться в любом месте водоема,  тогда как летом закинуть поплавок  куда хочешь,  удается далеко не всегда.  И второе обстоятельство:  в ноябре  окуня в десятки, сотни раз больше,  чем в июне.  Конечно,  реально он существует в реках и озерах и летом.  Но  клюет неохотно.  В ноябре же брать на мормышку считает своим священным долгом.

             Итак, главное в ноябре – мормышка.  В рыболовных отделах спортивных магазинов она бывает не всегда и приходится  делать мормышку самому.   Особенно крупную  свинцовую,  крайне необходимую на речных плесах со средним течением.  Дело это не сложное:  к кусочку свинца припаивается прочный крючок, и затем мормышка обрабатывается ножом и напильником.

             Правильный выбор мормышки – это уже половина успеха.  Лучшая из них,  безусловно,  маленькая  золотистая  «чечевица».  Но годится она лишь в озерах и старицах без течения.  А на реке необходима крупная,  иногда до 10 граммов, темная свинцовая,  самодельная  «капля».

             Вторая немаловажная забота рыболова – найти тонкую (не более 0,15 мм в диаметре) и  обязательно прочную жилку.  Третья – оборудовать чуткий кивок,  реагирующий на любую хитрую  поклевку.  Лучше всего для этого подходит велосипедный ниппель,  раздобыть который никакого труда не составляет.  И  еще одно – сама удочка.   Тут надо отдать должное нашим спортивным магазинам:  двухкатушечная  и  «подарочная»  зимние удочки,  имеющиеся в продаже,  удовлетворяют  требованиям  самых тонких знатоков и ценителей.

              Лучшая насадка – это,  безусловно,  мотыль,  добываемый  в пригородных  прудах и небольших озерах.  А  дальновидные,  опытные мормышечники  с лета запасли  еще и опарыша,  чтобы соблазнить окуня  «винегретом».  Готовится он так:  сначала надевают на крючок  мормышки опарыша,  затем цепляют за бородку крючка пару мотылей.

             Теперь самое сложное – научиться подергивать удочкой.  Дело это тонкое и дается не сразу.  Опустив мормышку на дно,  медленно поднимайте  ее сантиметров на 15 – 20,  создавая по пути  ритмичное подрагивание хлыстика удочки  вверх-вниз.  Амплитуда тут не должна превышать 1 мм,  частота дрожи – до 300 движений в минуту.  Указанные параметры,  естественно,  очень приблизительны.  Иногда окунь отлично берет на медленное,  плавное  пошевеливание мормышки,  а  то и  вовсе  на неподвижную снасть,  опущенную ко дну.

              Еще более тонкая технология  при ловле без насадки.  Тут  и  мормышка другая,  и стиль  ловли иной.  Мормышка должна быть непременно яркая.  Лучше – посеребренная.  Крючок обязательно  желто-бронзового цвета.  Насадки не требуется никакой.  Иногда только к цевью крючка мормышки привязывается  тонкая  шерстинка  и  обрезается так,  что от нее остаются  миллиметровые усики.  Подергивать надо более энергично,  чем мормышкой  с насадкой.

              Между прочим,  все тонкости зимней  ловли на мормышку можно быстро уяснить,  подсмотрев,  как и на какие движения снасти лучше берет окунь.  В ноябре подо льдом отлично видно, так что посмотрите  и увидите  сами, что окуню нравится больше,  а что и вовсе не нравится.

              Кроме мормышки,  по первому льду окунь зачастую отлично берет на зимнюю блесну.  А кроме окуня,  и на блесну,  и на мормышку берут и щука,  и  язь,  и ерш,  и елец.  Так что приятных неожиданностей  на тонком льду для рыболова приготовлено немало.

                        ЛУЧШЕ  НЕТУ  ТОГО ЦВЕТА      

                   Наука лучшим цветом жилки считает синий,  поскольку экспериментально доказано,  что его рыба не воспринимает вообще.

                    Очень хорош желтый цвет.  Получают его,  выдерживая белую жилку  в густо  заваренном чае,  подогреваемом почти до кипения несколько раз.  Помимо совершенно незаметной у глинистого дна  окраски жилка приобретает еще и дополнительную прочность.  Химические красители  и  марганцовка  для окраски  малопригодны – жилка от них теряет эластичность.

                                          ДРАПАРНАЛЬДИЯ

                                   ( Сказки старого мормышечника)

              Почти каждый год в начале зимы первые дни отпуска мы живем в избушке у Пещерского озера.  Не вот-то найдешь ее,  если не знаешь  узенькой тропинки вдоль Берикуля.   Усталый,  продрогший бредешь по следу вглубь тайги,  осторожно форсируешь узкий плес с крутыми глинистыми берегами,  петляешь под фиолетово-зелеными пирамидами пихт, продираешься  сквозь заросли ивняка и черемушника.  И  вдруг – поляна,  просторная и светлая в закатном мареве.  Смиренными великанами стоят на краю обрывистого берега  Кии темные узловатые тополя. Посредине поляны – стог сена,  а за ним.  На самом бугре,  удивительно веселое добротное  сооружение с маленьким розовым окошком  и голубым столбом дыма над  крутой крышей. 

               И словно не было усталости.  Как всегда в подпечке избушки сухая береста,  за наличником коробка спичек,  на столе пачка  соли и даже сигареты.  Ночевали, видно,  недавно люди,  хорошо знающие традицию рыболовов-завсегдатаев речки Берикуль.

               Избушку эту срубил лет двадцать назад старый рыбак  из Таежной  Михайловки.  Долго перед этим бродил по берегам  Кии – искал место,  милое рыболову и охотнику и недоступное дурному глазу  шкодливого проходимца.  Говорят,  радостно работалось старику на Пещерской поляне. Поэтому такой приглядной и веселой вышла у него избушка.  А перед смертью попросил сына привезти его сюда на лодке.

               – Смотри,  парень,  чтобы всегда открыто было жилье рыбакам.  Пилу привези,  топор  и еще чего самого нужного в тайге…..

                  Несколько лет назад позарился городской парень – увез из избушки острый тяжелый топор.  Нашли его в Мариинске рыболовы.  Привезли в Берикуль,  заставили положить топор на место.

                  И уха на старой железной печке получается здесь какая-то необыкновенная.    – Век такой не ел,  – восхищается Валентин,  приехавший из Кемерово.   – Это что!  Сюда бы налимью печенку со снежком,  да пару плавников нельмы – мечтательно подсказывает Владимир Иванович.

                 Владимир Иванович – старейший мормышечник  Мариинска  и главный теоретик зимней ловли.

                – Крупный  окунь должен  сейчас поближе  к  середине,  на струе стоять,  – говорит  Иванович, раскуривая папиросу. – Жабры у него чешутся.  Вот он и выходит на стержень.  Разинет рот,  чтобы жабры течением щекотало.  Тут ему мормышку только дай…  Мы с Валентином,  растянувшись на нарах,  благодушно с плохо скрываемым превосходством внимаем теориям Владимира Ивановича.  За целый день он поймал  полдюжины ершей,  в то время  как наш улов во много раз значительней и богаче. И  все-таки любопытно,  что еще придумает старый неудачник…

                 – А лучше всего найти на дне драпарнальдию…

                 – Кого,  кого?  – привстав,  спрашивает Валентин.

                 – Драпарнальдию.  Моллюск такой.  Вроде ветки, на дне растет.  Планктон и даже мальков засасывает.  Крупная рыба вокруг нее косяками ходит…

                 – Ну  и здоров же ты загибать,  Владимир Иванович,  – хохочем мы над фантастической мечтой старого мормышечника.  

                 – С чего  развеселились-то?  Съездите к Трем тополям,  на Второй Куликон,  Кориковский  плес  или  на Прорву…

                Просыпаемся мы задолго до рассвета и втроем идем к реке по воду.  Тусклым серебром заливает тайгу луна.  Со стеклянным звоном ломает Кия шугу на корягах-топляках.  Какой-то беспричинной.  Веселой,  озорной силой наливаются руки.  Хочется вот сейчас,  немедленно идти на плес и искать-искать рыбацкую удачу,  вплоть до таинственной драпарнальдии,  глотающей мелких рыбешек.

                Утром,  чуть свет, мы сверлим лед на Берикуле  и ловим окуня-середнячка.  Водрузив на нос большие круглые очки,  сосредоточенно следит  за кивком  Владимир Иванович.  Сегодня он безоговорочно вышел вперед по количеству и по качеству улова.

                Мы побывали и на Куликоне,  и у Кориков,   и у Трех тополей,  и на Прорве.  И действительно на течении,  поближе к середине реки,  брал крупный окунь,  унося тяжелые мормышки  с обрывками импортной лески.  А однажды мы чуть не отведали ухи из плавников  нельмы.  Она взяла у Валентина и благополучно сошла,  пока я бежал на помощь.

                На столе передо мной лежит кусок белого мрамора  с верховьев  Кии.  А на нем приклеена нежная светло-коричневая пористая веточка,  похожая на рог оленя.  Вытащил я ее,  зацепив мормышкой,  со дна Кии  у  Трех тополей.  Драпарнальдия ли это – не знаю.  Но из этой  же лунки вывел я затем два десятка отличных желто-перламутровых окуней.  И  мне  очень хочется верить в сказки старого мормышечника. И  очень хочется начать следующий отпуск  опять в этой же веселой избушке  у  Пещерского озера…  

                

   

                                          ТРИУМФАЛЬНАЯ   КОЧКА

                Отчаянней,  чем в Кирзе,  окуней нет.  Темно-зеленый,  нахальный и верткий,  как ящерица,  он усердно хватает любую мормышку,  приводя в шумный восторг простодушных новобранцев,  тучей оседающих в выходные дни на льду озера.

               Кирза рядом с Мариинском,  доступна хоть кому и за особую привязанность к ней новичков называется чаще учебным полигоном. С комфортом,  на раскладных стульчиках и табуретках,  обставившись портативными печками и термосами с чаем,  восседают рыболовы.  А вдоль берега сбиваются в группы любопытные зрители. 

               С  «полигона»  новичок почти всегда приходит с уловом.   – Чуть ни кило взял,  – с небрежным видом высыпает он в тарелку своих 70 – 80 окуней…

               Кто из нас миновал Кирзу в своей глубокой рыболовной юности?  Но вот приходит маломальский  опыт,  где-нибудь  на глубоком таежном озере толстый горбач,  не проходящий в лунку,  рвет заветную импортную жилку – и прощай навсегда не дающий осечки  «полигон»!  у мормышечника,  чем больше стаж,  тем труднее жизнь.  Сто озер и стариц вокруг Мариинска.  Сто легенд о них,  бросающих то в жар,  то в холод.  На  Прорве,  Зимнике и Танадае  окунь по локоть,  на Богдановских  омутах  елец – как селедка,  а на Ипалах и Песчаном от щуки нет отбоя…

              Лед еще чуть схватил закраины озер тонкой хрустальной канвой,  а рыболов уже ходит по городу с улыбкой на устах,  не замечает знакомых и наталкивается на киоски и грузовики.  Тоже плохо,  когда большой выбор.  Но вот разносится слух:  на  Кирзе удалось доползти почти до середины.  И  сотни рыболовов устремляются за город.  Будьте уверены:  каждый второй забьется в такую глушь,  куда ни дикий зверь,  ни охотник не забредали.  Таинственные законы молекулярного движения – сущие пустяки по сравнению с причудливыми маршрутами  мормышечников.  Утром         где-нибудь  в 70 километрах от города  встречаются у автобуса две группы – одна приехала на местные озера,  другая едет к городу.  Мой старый друг Егор Михайлович  называет это ученым словом  «миграция».

             Я люблю ночевать в его низкой теплой избушке,  рядом с которой по ночам ходят гордые лоси,  и караулит добычу  цепкая рысь.  После стопки перцовки и ухи Егор курит свою целебную,  с какой-то корой,  махорку и  прямо-таки  заходится философией:

    – Ты, брат,  слушай,  чего тебе говорят,  да на ус накручивай…  Месяц-то  на сходе,  а вы окуню мотыля суете… Егор  Михайлович назидательно поднимает палец и произносит:  «На  заячьи легкие,  вот на что он теперь пойдет!».  И заяц,  нужен не какой попало,  а старый:  легкие у него мягче и духовитей.  И  где ловить – знать надо. Окуни,  они в середине зимы сбиваются у какой-нибудь любимой  кочки. Просверлишь  в полуметре – даже не шевельнутся, а угодишь – в драку брать будут.  Егор всегда вгоняет в тоску.  Длина старицы  примерно три километра – 240 – 300 тысяч  квадратных метров.  И на каждом,  чтобы найти кочку, надо прорубить  пять лунок.  А всего  примерно миллион.  Многовато…

               И  все-таки утром,  разбившись на две группы,  мы идем искать окуней,  истомившихся в ожидании мормышек.  На  Кию,  к  Сарласайскому  истоку,  бьют тропу любители редких,  но мощных,  сокрушающих даже их сверхпрочную снасть поклевок.  На старице же остаются поклонники  тончайшей лески и миниатюрной мормышки,  мастера ювелирной ловли.

               Ночевать возвращается половина – человек пятнадцать.  Егор, помешивая в котелке  жидкую  (на безрыбье)  похлебку,  вносит уверенность в наши дрогнувшие ряды:  «Слыхали,  пихта на пургу шумит… А у него в метель – жор».

               На утро опять – ни  метели,  ни жору.  Берет  изредка мелкий елец  и  сорожняк.  Еще с десяток рыболовов складывают буры и молча бредут к дороге – «голосовать»  идущим в город лесовозам. 

              И вот  тут-то, уже к вечеру,  я неожиданно  попадаю  прямо на кочку.  Тоненькая жилка вдруг чуть-чуть ослабевает.  Я ощущаю тяжелые толчки в глубине.  Кому не приходилось выводить на жилке 0,13 миллиметра полукилограммового окуня,  тот плохо представляет,  что это такое – висеть на волоске между буйным восторгом и  черным отчаянием.

             Но  вот с ленивым хлюпаньем выворачивается на лед широкий,  желтобрюхий горбач, и я вновь, едва поправив мотыля,  опускаю  мормышку.  Второй окунь долго и упорно не заходит в лунку. Шестой или седьмой запросто рвет леску и уносит дефицитную желтую  «чечевицу».  Неловкими,  одеревеневшими от мороза пальцами  долго привязываю новую мормышку  и  замечаю,  что  в лунках,  пробуренных уехавшими  друзьями,  окунь тоже берет в драку.

       – Сто  восемнадцать голов,  – заканчивает  счет  Иван,  затягивая тесемку рюкзака.

       – А если бы на легкое зайца – в куль не утолок бы,  – замечает  Егор Михайлович.

              Он  скрывается за темными пихтами.  Егор,  конечно, расскажет  сегодня о нашем триумфе  тем,  кто будет у него ночевать,  конкретным примером  подкрепит свою теорию.

              Автобус по дороге то и дело останавливается.  С грохотом вваливаются розовые,  свежемороженые рыболовы.

       – Вы  где это так отличились сегодня?  – спрашивают  они,  глядя на наши рюкзаки.

       – На   кочку попали, – отвечает  Виктор.

              И некоторые пассажиры,  ничего не понимающие  в рыбалке.  Многозначительно улыбаются  и  перемигиваются.  А зря.  Виктор,  между прочим,  как и все рыболовы,  говорит  сущую  правду.