ТАМ, НА КИЕ
Вечером мы провожали
Виктора.
–
Утром в Красноярске, дома буду, – тоскливо причитал он. –
Хоть отдохну по-человечески, и вам
советую…
Стыдно было за него. Договорились
с лета. И вот вам, пожалуйста:
Виктор, кричавший о речке
Юре громче всех, первый складывает бур.
–
Я, пожалуй, завтра тоже отдохну. Декабрь – мертвый сезон.
Чего без толку снег молоть… –
хмуро произносит новокузнечанин Герман
Бурков.
–
Ну, что ж, обойдемся без
«варягов» – решает Николай Воловодов и за себя и за меня.
Утром, без пяти семь, Герман виновато стучит в дверь: – Передумал ребята. И
Тинтель-Винтель тоже не уехал.
Наверное, уже там, на плесе. Тинтелем-Винтелем инженера Балюка прозвали за его привычку
выражать этим странным словосочетанием свое недовольство.
Мы долго бредем по заснеженной Кие,
обходя незамерзающие перекаты. Вооружившись
до зубов: у каждого за пазухой –
трехдневный запас живого и жареного мормыша,
короеда и мотыля.
Кого только не встретишь на речке Юре в выходной! Мы четверо – отпускники. Балюк – из Красноярска, Бурков – новокузнечанин, я – из Кемерово, Воловодов – местный. Все здесь без исключения – Коли, Сани,
Вити. Один лишь полковник в
отставке, пожилой заслуженный человек –
Василий Николаевич. И еще рядом с нами –
незнакомый длинный дядька в брезентовом плаще – Брезентовый плащ…
Лучшие лунки, конечно, у
Тинтеля-Винтеля. Он сидит на них
с первого дня отпуска. И каждый день
неплохо ловит. У него там подо
льдом какая-то прогалина среди травы, и окунь гуляет, словно по бульвару.
Вот и сегодня он первый вытаскивает хорошего окуня. Вслед за ним открывает счет «обер-рыбак»
Большого плеса Воловодов.
Этот к вечеру,
будьте уверены, натаскает больше
всех.
Рыболовы, уткнувшись в
лунки, сосредоточенно трясут
миниатюрными удилищами. Но если не
умеешь, хоть затрясись… Николай
Воловодов выкидывает окуней-середнячков одного за другим. Герман вывел четырех горбачей граммов по семьсот, раз за разом вытаскивает крупных ельцов и
сорожек устроившийся на течении
Василий Николаевич. А владелец
плаща, хоть и обрубил нас со всех
сторон, поймал с утра единственного
ерша.
– Все, тинтель-винтель! – с
тоской в голосе произносит вдруг Балюк, – Ушел… с последней мормышкой. Все дружно сочувствуют, и Герман выдает ему запасную «овсинку».
И вдруг раздаются душераздирающие вопли.
Брезентовый плащ огромными скачками
гонится за сорокой, уносящей его
ерша.
Жор у окуня всегда начинается внезапно.
Уже по первой поклевке чувствуешь
– это не шуточки. Это – по настоящему. Летят в сторону рукавицы – в такие минуты жарко в любой
мороз. Вот оно, начинается.
Мормышка еще не дошла до дна, а
жилка вяло дрогнула и чуть-чуть сместилась в сторону. С обеих сторон слышится хлюпанье воды в
лунках. Герман и Николай таскают желтобрюхих неповоротливых горбачей, тоже без пауз и восклицаний.
И вдруг Герман восторженно охнул
и, умоляюще глядя в лунку, начал потихоньку сдавать леску. Везет же человеку… Великолепная
импортная жилка вытянулась в струнку и
беззвучно лопнула где-то в глубине.
– Вот это лапоть! С
килограмм, наверное. Будто утюг кто-то подвесил, – с дрожью в
голосе бормочет Бурков. От дна
оторвать не мог. Килограмма полтора
весил, не меньше…
Как-то сразу вдруг наступило
затишье. Значит, пора обедать и нам – рыболовам. Сгрудившись у костра, жарим на прутиках шашлыки из колбасы и
сала, отогреваем в пламени заледеневшие
рукавицы, пьем чай – кипяток, делимся последней сигаретой.
Брать окунь начинает к
закату. Часа в четыре вечера. Брать без разбору, жадно и лихо.
Это – настоящий праздник!
Через дня два в Мариинске распространились невероятные слухи о том, что на
Юре ловят мешками, что какой-то Бурундуков
вытащил окуня в два с лишним килограмма.
Моторизованная группа в двадцать человек
пробилась на мотоциклах сквозь метель,
заносы и сугробы и изрубила Юру
вдоль и поперек. Но окунь игнорировал
все ее усилия. Рыболовы, скрипя зубами, видели в лунках, как он нагло прогуливается у дна целыми
косяками, обходя мормышки со
всевозможными насадками.
Рыба в это время уже ловилась за семьдесят километров от Юры, на Берикуле.
Круглый, как торпеда, красноперый стрежевой елец, широкая
перламутровая сорога и бойкий
изумрудно-зеленый травяной окунь брали отлично. Но на опарыша. Того самого опарыша-личинку синей мясной
мухи, которого летом хоть лопатой
греби, а зимой не найдешь ни за какие
сокровища. Конечно, на будущий год можно наловить мух, всю зиму кормить и получать от них приплод… Но сейчас?!
А сейчас самое авторитетное лицо на Берикуле – молодой парень со
странным именем Коронат. Перед ним все
заискивают, любую его просьбу исполняют
только бегом: у него консервная банка
опарышей. Но Коронат не тиран и не
скряга. Он не боится, как некоторые, что вместе с насадкой передаст свою
удачу. Я протягиваю ему пачку
сигарет, но он отказывается: «Не курю».
И по-царски отсыпает мне штук пятнадцать опарышей. Дару этому нет цены – ведь на одного опарыша
можно поймать два-три десятка ельцов и окуней.
Вечером по узкой тропочке мы уходим ночевать в таежную избушку. Берикуль вплотную обступают
торжественные, укрытые розовыми от
заката снежными пуховиками пихты.
Вертлявые щеглы бесшумной стайкой поднимаются с тропы, белым паром дышит незамерзающий перекат. Тайга недоступна ветрам. Тихая,
закутанная, она кажется
таинственной и доброй.
Впереди долгий вечер в теплой избушке,
ужин при свете свечи,
по-философски спокойные и веселые разговоры и воспоминания, а потом – удивительно уютные и мягкие нары.
Так проходит отпуск. Начинаются
беспокойные рабочие будни. Слазит третий
слой кожи с примороженных пальцев.
Постепенно превращаешься в
нормального человека…
И вдруг вечером звонок: «Ты в
воскресенье куда думаешь?».
–
Наверное, никуда. Дела есть,
да и время уже отходит. Мертвый
сезон.
–
Это по теории – мертвый. А Букварь
позавчера четырнадцать кил на Кие поймал.
Выследил я его все-таки… Букварем мой старый друг Леха,
называет одного нелюдимого пенсионера,
круглый год торчащего на реке со спиннингом и мормышкой и ревностно
скрывающего от других свои облюбованные места.
На вопрос: «Где поймал?» – всегда
неопределенно отвечает: «Там на
Кие…».
– Надо ехать, – убеждает меня друг.
И я соглашаюсь. А куда
денешься? Надо, если где-то там, на Кие,
вопреки всяким теоретически обоснованным предписаниям, опять берет
окунь…
НЕ МОРМЫШКОЙ ЕДИНОЙ
Вот
уже скоро год, как автор этих строк
настоятельно призывает рыболовов в любой свободный день и час спешить на водоем. И это справедливо, ибо нет более увлекательного, более
благотворного для здоровья нормального мужчины
(а в отдельных случаях и нормальной женщины) занятия, чем рыбная ловля.
Владимир Иванович
Глухов говорит, что день, проведенный рыболовом-мормышечником на льду у лунки, прибавляется сверх к
запланированному сроку его жизни. С одной
стороны получается, что, если сидеть у лунки безвылазно,
можно превзойти по долголетию любого тибетского долгожителя. Но с другой стороны, если поразмыслить, как следует, рыболову-мормышечнику в ночь под Новый год непременно надо остаться дома, у елки.
Казалось бы, парадокс.
Целый год мы призываем рыболова не успокаиваться на достигнутом и в
любую погоду увлекаем на речные просторы.
А тут – сиди дома! Но давайте
разберемся. Нет сомнения, что рыболов усердно занимается своим любимым
делом целый год. Безусловно, приходил домой и с рыбой. Есть ли более подходящий момент угостить
окунями, щуками, язями и налимами родных и знакомых, чем Новый
год? Нет!
Щедро угощая
гостей, супруга рыболова обязательно
заметит, что рыба не на рынке
куплена, а выловлена в Н-ном водоеме
главой семьи. Представляете, какие лестные для восприимчивого сердца
рыболова зазвучат за столом отклики и комплименты и как благотворно отразятся
они на работе нервной системы виновника торжества?!
Каждый рыболов, безусловно,
накопил за год массу впечатлений и удивительных историй. Он буквально переполнен ими, как холодильник свежемороженой рыбой. И только поделившись с ближним, почувствует мормышечник, доночник,
спиннингист ил поплавочник душевный покой и удовлетворение.
Рассказывая о своих
выдающихся уловах и непревзойденном мастерстве,
рыболов может иллюстрировать свое выступление показом разнообразных
блесен, развешанных в качестве украшений
на новогодней елке. И это тоже принесет
ему большую радость и благотворно скажется на здоровье.
Весь вечер он, конечно же будет, наравне со всеми, увеличивать продолжительность своей жизни по
абхазскому рецепту, умеренно потребляя сухие,
полусухие и полусладкие вина,
закусывая их бараниной или не менее калорийной рыбой собственного улова
и приготовления. Как видите, сплошные плюсы... Так неужели мы не имеем права раз в году
поднять бокалы за наши же новые удачи,
за еще более грандиозные уловы? И
если мы не поднимем, то кто – за нас? И
вообще, не мормышкой единой жив
рыболов. Нам тоже ничто человеческое не
чуждо!
Одним словом, добрый вам совет: оставайтесь в новогоднюю ночь дома. А рыба?
Она от нас не уйдет!
НЕВЗИРАЯ НА КАЛЕНДАРЬ
Вы, конечно, помните первую
половину ноября. Окунь налетал на блесну
и мормышку, как оголтелый. Но вот
выловили вы из лунки 2 – 3 – 7 окуней, и
клев как отрезало. И вы, не засиживаясь на месте, рубили новую лунку. Сейчас эта, похвальная в ноябре, оперативность едва ли принесет успех. В декабре спешить нельзя. Потому,
что прошло время, когда
окунь, ошарашенный тишиной и приятным
полумраком, закусывал на ходу. Теперь он уже уяснил, что находится на
заслуженном подледном отдыхе, и
приступать к трапезе не спешит.
Просверлите лунку рядом с травой
или коряжниками на глубине 1,5 – 2,5 метра и поработайте мормышкой минут
5-10. Медленно пошевелив ее на дне, приподнимите на полсантиметра и плавно,
почти незаметно покачивая,
поднимите от дна на четверть метра.
Где-то на седьмом-десятом подъеме чуть-чуть дрогнет и приостановится
гибкий кивок. Подсекайте мгновенно, но не резко – несмотря на вялую малозаметную
поклевку, там может оказаться горбач
размером с доброе купеческое блюдо.
После первой поклевки
усаживайтесь поудобней на раскладном стульчике и продолжайте терпеливо, не спеша действовать в том же духе. Вторая поклевка, как правило,
последует несколько быстрее первой,
но опять же не сразу.
Но вот наступает какой-то момент
после обеда (обычно с 3 до 5 часов),
когда сонную одурь с окуня, словно рукой снимает. Берет он один за другим, жадно и верно. Тут уж ни секунды задержки. Едва освободив мормышку, немедленно бросайте ее снова, потому что клев этот длится не долго, двадцать минут, полчаса,
от силы час…
Есть в декабре на реке и еще
одна, помимо окуня, неотразимая приманка для рыболова.
Ближе к новому году начинает всерьез брать на мормышку елец. Тонка и,
прямо скажем, поэтична эта
ловля. Тончайшая – 0,1 – 0,12 мм –
леска. Маленькая посеребренная или бронзовая мормышка –
«слезка».
Искать ельца и сорогу нужно в
речных протоках с небольшим течением. В
прямую струну вытягивает течение паутинку-леску. Кивок тут уже не обязателен. Подняв мормышку на 10 – 20 сантиметров от
дна, слегка подрагивайте кончиком
хлыстика и делайте минутную паузу. И вот
дрогнула леска-струнка, словно бы
ослабла на миг. Подсечка – и сильный
стремительный елец нехотя входит в лунку.
Вперемешку, ближе к дну, схватит мормышку ерш, а изредка закувыркается на конце
тончайшей лески и добротный язь.
Именно в декабре начинает
собираться в полчища ерш. Излюбленная
его тактика: нападать на рыболова в
самые трескучие морозы. Впечатление такое, что там,
подо льдом, ершей как в доброй
ухе – не вычерпаешь. Руки рыболова,
вынужденного поминутно менять насадку,
деревенеют, в глазах
появляется отчаяние. Но расстраиваться не следует. Вместо мотыля нацепите на мормышку
ершиный глаз. И кандидаты в тройную уху будут брать на него
с неменьшим азартом…
Но бывает (и нередко), что не найдет рыболов за весь день свою
счастливую лунку. Случается это чаще
всего, когда ищет он в одиночку. В декабре,
когда лед уже в полметра толщиной и окуня искать куда труднее, чем в ноябре,
выручает коллективизм. Нашел один
место стоянки рыбы, значит, где-то неподалеку должен сверлить лунку
другой. И кто-то обязательно наткнется
на самый эпицентр. Тут уж не
жадничай, не прячь рыбу под себя, как бывает иногда, а позови товарищей. Пусть сверлят лунки поблизости: замечено,
что в морозном декабре рыба меньше боится света, чем по перволедью и в весенние солнечные
дни. Декабрь – последний месяц года
календарного, но не рыболовного. Об этом
еще раз необходимо напомнить слабым духом мормышечникам, поторопившимся смазать солидолом ледорубы. Выйдите на лед – убедитесь сами.
МОТЫЛЬ
Мотыль
– это наиболее привлекательная и, главное,
универсальная зимняя
насадка. На мотыля в начале и конце зимы на Кие берет даже нельма.
О
мотыле написаны целые тома, в том числе
и о способах его добывания. Как правило,
рекомендуется для этого целый набор инструментов: черпак,
сито, сачок. А самый простой, отлично зарекомендовавший себя на практике
жестяной черпак с частыми 3-миллиметровыми отверстиями по всей
площади. Взятый со дна пруда ил промывается палочкой прямо в черпаке. Никаких дополнительных приспособлений для
этого не требуется.
Комментариев нет:
Отправить комментарий